Снаряд для «Катюши» в контексте химической атаки в Сирии

21 сентября 2013 -

На этой неделе увидел свет долгожданный доклад инспекторов ООН, призванный дать ответ на вопрос, применялось ли химическое оружие в пригороде Дамаска Гуте 21 августа.

Ответ на этот вопрос, причем утвердительный, в докладе содержится. В то же время некоторые приведенные в нем факты порождают новые вопросы, создающие определенный фон для предстоящего обсуждения доклада в Совете Безопасности ООН. Например, факт обнаружения остатков снаряда, на котором можно ясно прочитать написанные кириллицей буквы «И» и «Ш», а также цифры 4-67-179, указывающие на то, что снаряд был произведен в Советском Союзе. О том, что бы это могло значить, и о некоторых других выводах инспекторов ООН корреспондент радио ООН Наталия Терехова поговорила с одним из авторов Конвенции по химическому оружию, директором Женевского офиса Пагуошского движения ученых Сергеем Бацановым.

НТ: Речь идёт о том, что инспекторы обнаружили часть неуправляемого реактивного снаряда «земля-земля», была надпись обнаружена на кириллице, которая вроде бы указывает на то, что этот снаряд был произведён в Советском Союзе. В этой связи, я хотела Вас попросить поделиться соображениями, о чём вообще можно догадываться или делать выводы, прочитав о такой находке.

СБ: Вы знаете, собственно говоря, с точки зрения задач инспекционной группы, я думаю, это не такое уж большое значение имеет. Задача заключалась в установлении фактов применения, но и затем имелось в виду, что в процессе дискуссии в Совете Безопасности надо будет установить, кто виноват. С этой точки зрения, наверное, нет, но с точки зрения создания общего фона для дискуссии, я думаю, этот факт обратил на себя внимание. Довольно забавная ситуация. Насколько я себе представляю, речь скорее всего идёт о старых реактивных снарядах для «Катюши», которые, действительно, когда-то давно в Советском Союзе производились, и были, по-моему в 60-х годах сняты и с производства, и вооружения. Но в своё время, тоже очень давно, такие снаряды, как и сами «Катюши» поставлялись в разные страны по миру, и «гуляет» их ещё по миру достаточно много. Кстати, были они и у сирийской армии тоже сняты с вооружения по причине устарелости из-за того, что никто к ним запасных частей больше не поставлял. Но а дальше я просто не знаю, по каким путям они шли. Были они у ливийцев в своё время, оттуда очень много оружия утекло после известных событий по всем направлениям, в частности, на Ближний Восток. Особо я даже ничего и сказать не могу, что это может значить, но это отнюдь не может значить того, что Сирия получила своё химоружие в своё время от Советского Союза… Кстати, производство их закончилось до того, как Сирия стала разрабатывать и иметь собственное химоружие.

НТ: Т.е. речь идет о том, что в принципе технология такова, что к снаряду можно привинтить боеголовку, которая содержит разные вещи, в том числе и боевое отравляющее вещество, т.е. этот нервно-паралитический газ зарин?

СБ: Ну, в принципе, к основной части можно привинчивать разные боеголовки… это правильно.

НТ: Вопрос еще такой я хотела задать, относительно траектории. Вот что касается траектории, инспекторы не представили каких-то выкладок математических, но создается впечатление, что траектория свидетельствует о том, что это могло было быть выпущено с позиций, на которых находятся правительственные войска.

СБ: Вы знаете, для меня это самая загадочная часть доклада инспекторов. Вот например по части химических анализов, как они представили свою работу, и рассылку образцов по лабораториям, у меня особых каких-то трудностей не возникает, а вот здесь немножко странно.

Складывается впечатление, что они посмотрели, каким образом лежат останки там ракет или снарядов, т.е. в каком направлении. Также провели линии между повреждением, скажем, забора и стены, как будто это было, обязательно от одной ракеты или снаряда . И затем провели вот эти линии.

Но, во-первых, как-то это слишком просто выглядит. Во-вторых, сами же члены инспекционной группы пишут в своем докладе, что до них на этих местах, где они работали, кто-то уже был, и вот эти останки ракет или снарядов, возможно, как-то передвигал.

Опять же я не хочу ставить под сомнение то, что написали инспекторы. Они написали, наверное, то, что видели. Но в целом, готов ли был этот доклад к тому, чтобы сразу «тащить» его на Совет Безопасности, предлагать на его основе принять уже какие-то окончательные вердикты, вот в этом я далеко не уверен.

Для меня, то, что они написали – вещи важные, но, наверное, эти инспекторы должны гораздо больше прояснить, в том числе, на счет своих способов расчетов траекторий. Я понимаю, что там специалистов-артиллеристов или баллистиков в составе группы не было. Ответить на многие вопросы, которые у нормального эксперта возникли бы.

НТ: Понятно. Насколько нам известно, в составе Миссии были представители ОЗХО – специалисты в области химоружия и эксперты ВОЗ – медики, которые, видимо, опрашивая пострадавших, могли сделать вывод о том, от чего они, собственно, пострадали.

СБ: Работа медиков, как это изложено в докладе, у меня тоже особых вопросов не вызывает, они действительно смотрели на пострадавших, общались с докторами, с медперсоналом. А вот, говоря о необходимости продолжить эту работу, я бы хотел обратить внимание еще на пару обстоятельств. Ведь инспекторы приехали в Дамаск, чтобы проверять три конкретных места – иных, чем то, куда они поехали, когда буквально сразу же после их приезда произошла трагедия в Гуте. То есть своих изначальных целей они так и не выполнили. Ну, допустим, не смогли, понятно. И вот когда я говорил о необходимости продолжить вот эту исследовательскую и оценочную аналитическую работу и в связи с Вашим первым вопросом, меня интересует, а что случилось потом с тем ракетным двигателем, который был заснят, и с другими обломками. Они что, там остались или они взяли их с собой для каких-то дальнейших исследований? По крайней мере, из доклада ничего не следует. Можно это дальше расследовать или уже нельзя, поскольку это уже неизвестно куда делось.

НТ: А разве это не было представлено в европейские лаборатории, куда они привезли самые разные доказательства и свидетельства, в том числе пробы – кровь, моча, волосы…

СБ: В лаборатории, как следует из доклада, были направлены взятые пробы в соответствии, как можно видеть, с достаточно жесткими процедурами. А вот про осколки или остатки ракет, может, я что-то пропустил, но я особо ничего не видел в докладе.

НТ: Но Вы считаете, что это важный аспект?

СБ: Я считаю, достаточно важный.

НТ: Сергей Борисович, ну какова теперь дальнейшая судьба этого доклада, на Ваш взгляд? Он уже свою роль сыграл?

СБ: Вы знаете, у меня такое впечатление, что этот процесс, который шел, – а именно отправка инспекторов, внезапное изменение места проведения инспекции, затем предоставление ими доклада, который затем выходит в Совет Безопасности, и надо принимать решение, – он продолжался как бы по накатанной в то время, когда произошли очень важные изменения. А именно – российско-американская договоренность в Женеве, решение Сирии стать участницей Конвенции о запрещении химического оружия и отказаться от своего химического арсенала. Вот то, что при этом, и здесь я не веду разговор об инспекционной группе, а о действиях ООН, представление этого доклада в качестве окончательного, как готового материала для принятия решения о виновности правительства Асада, мне кажется, выглядит несколько странно в этой ситуации. Тем более, что сам доклад нуждается в дальнейшем обсуждении, причем не только на уровне постоянных представителей в Совете Безопасности, но и на уровне экспертов.